Семейное насилие – психологическое и физическое – породило целое поколение нежных и деликатных девочек, обладающих суперсилой: развитой до максимального предела чувствительностью к нарушению психологических границ. Эти девочки – мы.
Помните игру в мудаков, о которой я рассказывала?
Комментатор первого уровня пишет какую-нибудь совершенно невинную фразу, в которой сложно найти что-нибудь плохое, а комментаторы второго уровня в ответ придумывают максимально мудацкие, обесценивающие, унизительные и обидные комментарии. Такие, как получает и вне всякой игры практически любой, осмелившийся рассказывать в блоге хоть что-нибудь о своей жизни.
Я например, написала: «Я получила Нобелевскую премию за открытие лекарства от рака». Мне отвечали:
– Пфф, настоящий ученый никогда не стал бы хвастаться!
– Это потому, что у вас мужика нормального не было.
– Ну евреи у власти опять своим награду дали, в чем новость?
– Мужчина бы это сделал в два раза быстрее!
– В России, между прочим, 55% смертей приходятся на заболевания сердечно-сосудистой системы, а на рак – всего 15%. Вас, наверное, в «Гугле» забанили, если вы не можете посмотреть статистику и занимаетесь вместо важных дел второстепенными.
– Лучше бы демографию улучшила, могла уже шестерых родить!
– Можно представить, как изменится характер от таких денег.
– Знаем мы, как сейчас эти премии раздаются...
– Никто не придумал, а она придумала!!!! Тоже мне нашлась...
– В последние десять лет премию кому попало дают. Она стала насквозь ангажированной.
– Не выдавайте желаемое за действительное.
– А онкологи по вашей милости должны без работы сидеть?!
– Надеюсь вы направите эти деньги на благое дело, в помощь голодающим детям Поволжья. А то ведь как бывает, получат деньги и забудут про истинно нуждающихся.
– Дети беженцев от этого не перестают умирать от голода.
– Не открытие, а изобретение! Открывают форточку, лауреат фигов!
– Да, часто приходиться выбирать: карьера или личная жизнь. Жалко таких женщин, конечно.
– Я бы тоже могла получить нобелевку, но мне не требуется чужое одобрение для подтверждения своей профессиональной ценности!
И все в таком духе. И вы себе даже не представляете, что отвечали на комментарии, вроде «Мы с мужем женаты двадцать лет и до сих пор очень любим друг друга!» или «Я досрочно закрыла ипотеку, и теперь у меня есть своя собственная квартира в Москве!»
Игра собрала около трех тысяч лайков, семьсот пятьдесят комментариев и бесчисленное множество перепостов.
О ней написало и рассказало несколько известных новостных ресурсов, и вот сейчас рассказывает SNCmedia.ru – думаю, это серьезный показатель того, насколько эта, казалось бы, незначительная тема актуальна в нашем мире. Мастерское обесценивание – это то, в чем достигли истинных высот наши родители, и что продолжают делать многие – по отношению к другим или по отношению к себе. Например, я в одиннадцать лет написала первую статью, которую опубликовали в настоящей взрослой газете. И даже деньги заплатили! Их хватило на полтора «сникерса» – невероятная ценность по тем временам. Я немедленно села печатать следующий текст. Дедушка (безумно гордый моей работой) ходил вокруг и приговаривал: «Интересно, а вот твой гонорар хотя бы окупает бумагу, которую ты потратила на написание статьи?..»
Я думаю, мы – первое поколение на территории нашей страны, которое добровольно прекратило в нее играть. Это пока еще очень тонкая прослойка, но она становится все активнее. Девочки, которые плакали под одеялом, обещая себе, что когда станут мамами, то никогда-никогда-никогда не будут поступать так со своим ребенком, и которые сдержали обещание.
«КОГО ЛЮБЛЮ, ТОГО И БЬЮ»?
С детьми не церемонились на протяжении всей истории человечества. Почему именно сейчас это вдруг дало такую неожиданную реакцию? Наши мамы были первым поколением, которое задумалось о том, что у детей есть какая-никакая, а психология. Поэтому их, этих нежных девочек, часто растили гораздо нежнее, чем их матерей, бабушек и прабабушек.
Им читали хорошие книжки, с ними разговаривали, водили на музыку, балет и английский. Говорили про хорошее-доброе-вечное. Старались понимать. Или не старались, но вокруг уже витало ощущение, что ребенок – тоже человек и право имеет. И на фоне этого семейное насилие воспринималось особенно ужасным. Дедушка мне рассказывал, что в их времена в детском кругу было принято практически хвастаться следами родительских побоев, их носили как заслуженные боевые раны, и поэтому родительский ремень больше ранил попу, чем душу. Всех били, и тебя бьют – что в этом такого? В наше же время признаться в том, что родители тебя бьют, было невыразимо стыдно, унизительно, ужасно. Я бы, наверное, умерла на месте, если бы кто-нибудь в школе узнал о том, что меня дома бьют. Что наша семья – ну такая. Понимаете?
Я сейчас разговариваю об этом с друзьями, и выясняется: все они никогда-никогда никому не признавались в том, что дома их били. Социальный слой не важен: били в семье академика и известного детского писателя, били детей врачи, учителя и психологи. Заурядные инженеры из НИИ и талантливые ученые, изобретатели с мировым именем. Если не били, то могли, например, залезть в стол, достать дневник и прочесть вслух, ехидно комментируя. Или даже не ехидно, а просто так, как ни в чем не бывало, обсуждать за столом, что «наша Машенька влюбилась и тайком пишет стихи! Такие романтические!» Или отвести дочь к гинекологу, чтобы удостовериться, что она все еще девственница. Или, внезапно обидевшись, наказывать молчанием – некоторые родители выдерживали неделями и даже месяцами. Их выросшие дети часто говорят: «Лучше бы побили».
СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ
Проблема в том, что к тому моменту почти все родители уже или знали, или догадывались, что с детьми надо обращаться как-то иначе. И срывались на детях в основном те, кто просто не мог сдержаться. Шизоиды, истероиды, параноики, нарциссы – те, чье поведение нельзя было предсказать и спрогнозировать.
У человека, растущего в такой обстановке, было не так много стратегий. Первая – придумать для родителей оправдания: «Да, били, зато я человеком выросла!» Или: «Ребенок должен знать свое место, без этого он сядет на шею и свесит ноги!» Для того, чтобы в это верить (меня любят, поэтому бьют; бьют, потому что любят), нужно пригасить всякую чувствительность, выключить все тонкие настройки, отрастить настолько толстую кожу, через которую не пробьется никакая боль – ни физическая, ни эмоциональная.
Вторая стратегия – наоборот, развить остроту восприятия до предельного уровня. В норме у человека есть некий защитный слой, позволяющий не отлавливать слишком тонкие сигналы. Но у детей, выросших в условиях постоянного психологического или физического насилия – у жестоких, истеричных, а главное, непоследовательных родителей, сверхчувствительность часто оказывается единственной стратегией выживания. Знаете, как дети алкоголиков учатся определять состояние родителя по походке, дыханию, первому «привет» в телефонной трубке? Эти дети способны уловить запах алкоголя на большом расстоянии или через несколько дней. Все их рецепторы нацелены на распознавание пьяного человека. В то время как людям, никогда не сталкивавшимся с этой проблемой, не так-то просто отличить алкоголика от человека без зависимостей.
То, что непоследовательный, эмоционально неустойчивый родитель мог обидеться, разозлиться, замолчать или взорваться в любой момент, заставляло детей быть постоянно начеку, на стреме. Считывать невербальные знаки и такие тонкие подтексты, что в итоге это превратилось практически в суперспособности.
Дети, выросшие в таких семьях, кстати, обычно гениально врут, ведь правда редко ценится родителями-абьюзерами, и поэтому умение врать и скрывать свои чувства, демонстрируя взамен другие, «правильные», «одобряемые», – это тоже один из важнейших навыков выживания. Потом этот навык сделает из этих детей очень вежливых взрослых. Необходимость быть милым, приятным, социально одобряемым становится сутью человека, выросшего в ситуации постоянного эмоционального террора.
НЕЖНЫЕ ДЕВОЧКИ: НОВАЯ ПОРОДА
Если я встречаю невероятно милую, эмпатичную, эмоционально отзывчивую девушку – нежную и деликатную до предела, то я могу поставить все что угодно на то, что у нее очень сложные и болезненные отношения с мамой.
Зато такую девушку довольно сложно обмануть. Она точно знает, что психологическое насилие не всегда выражается в оскорблениях, унижении или ругательствах. Часто оно начинается с нежной заботы: «Не ходи туда, там опасно, я буду волноваться!» или: «Ты у меня девочка-катастрофа, все время что-то то теряешь, то забываешь». Или: «У тебя не получится, это для опытных (молодых, знающих языки, имеющих блат, более ловких)». Или: «Женщина должна быть…» – а дальше список, чем и кем именно.
Она собаку съела на психологических манипуляциях, приемах и уловках. Она искренне считает, что слово «молодец» подходит для того, чтобы учитель похвалил ученика, родитель – ребенка или хозяин собаку. Но совсем не подходит для того, чтобы одному взрослому хвалить другого взрослого, потому что это снисходительное, оценивающее слово. А она прекрасно знает, как можно похвалить человека так, чтобы было не придраться, но при этом невыразимо тошно, – с ней такое проделывали миллион раз. Или, например, она видит очень большую разницу между словами «я не согласна» и «это чушь какая-то!» Она видит хамство во фразе «Почитайте такую-то книгу, она вам очень поможет», потому что неприлично сразу предполагать, что твой собеседник в отличие от тебя эту книгу не читал.
Кстати, абзац выше – это одновременно и некий тест на подобную чувствительность. Среднестатистическому – или нормальному – человеку такие вопросы скорее всего покажутся раздутыми или надуманными. А у нежной девочки (любого пола) вызовут живой отклик и понимание. В среднем эта гиперчувствительность и гипертревожность – ненормальны. Но в случае с нашей девочкой они играют важную защитную функцию. Вероятно, она не очень хорошо умеет говорить «нет», не умеет высказывать неприятную правду в лицо. Избегание неприятных ситуаций и дипломатичность – ее основное оружие, которое она часто применяет с невероятным успехом.
И знаете, что меня во все этой ситуации все же радует? Сверхэмпатия обычно не дает возможности причинять боль другому человеку. Даже если хочется. Даже если очень-очень хочется. Вокруг – я это вижу – растет следующее, большое поколение небитых детей. Детей, не видевших плохого. Мне кажется, что они будут лучше нас. И мир вместе с ними тоже станет лучше.
Свежие комментарии